Пастушка и трубочист
Видали вы когда-нибудь старинный-старинный шкаф， почерневший от времени и украшенный резными завитушками и листьями？ Такой вот шкаф - прабабушкино наследство - стоял в гостиной. Он был весь покрыт резьбой - розами， тюльпанами и самыми затейливыми завитушками. Между ними выглядывали оленьи головки с ветвистыми рогами， а на самой середке был вырезан во весь рост человечек. На него нельзя было глядеть без смеха， да и сам он ухмылялся от уха до уха - улыбкой такую гримасу никак не назовешь. У него были козлиные ноги， маленькие рожки на лбу и длинная борода. Дети звали его обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант Козлоног， потому что выговорить такое имя трудно и дается такой титул не многим. Зато и вырезать такую фигуру не легко， ну да все-таки вырезали. Человечек все время смотрел на подзеркальный столик， где стояла хорошенькая фарфоровая пастушка. Позолоченные башмаки， юбочка， грациозно подколотая пунцовой розой， позолоченная шляпа на головке и пастуший посох в руке - ну разве не красота！
Рядом с нею стоял маленький трубочист， черный， как уголь， но тоже из фарфора и такой же чистенький и милый， как все иные прочие. Он ведь только изображал трубочиста， и мастер точно так же мог бы сделать его принцем - все равно！
Он стоял грациозно， с лестницей в руках， и лицо у него было бело-розовое， словно у девочки， и это было немножко неправильно， он мог бы быть и почумазей. Стоял он совсем рядом с пастушкой - как их поставили， так они и стояли. А раз так， они взяли да обручились. Парочка вышла хоть куда： оба молоды， оба из одного и того же фарфора и оба одинаково хрупкие.
Тут же рядом стояла еще одна кукла， втрое больше их ростом， - старый китаец， умевший кивать головой. Он был тоже фарфоровый и называл себя дедушкой маленькой пастушки， вот только доказательств у него не хватало. Он утверждал， что она должна его слушаться， и потому кивал головою обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержанту Козлоногу， который сватался за пастушку.
- Хороший у тебя будет муж！ - сказал старый китаец. - Похоже， даже из красного дерева. С ним ты будешь оберунтер-генерал-кригскомиссар-сержантшей. У него целый шкаф серебра， не говоря уж о том， что лежит в потайных ящиках.
- Не хочу в темный шкаф！ - отвечала пастушка. - Говорят， у него там одиннадцать фарфоровых жен！
- Ну так будешь двенадцатой！ - сказал китаец. - Ночью， как только старый шкаф закряхтит， сыграем вашу свадьбу， иначе не быть мне китайцем！
Тут он кивнул головой и заснул.
А пастушка расплакалась и， глядя на своего милого - фарфорового трубочиста， сказала：
- Прошу тебя， убежим со мной куда глаза глядят. Тут нам нельзя оставаться.
- Ради тебя я готов на все！ - отвечал трубочист. - Уйдем сейчас же！ Уж наверное я сумею прокормить тебя своим ремеслом.
- Только бы спуститься со столика！ - сказала она. - Я не вздохну свободно， пока мы не будем далеко-далеко！
Трубочист успокаивал ее и показывал， куда ей лучше ступать своей фарфоровой ножкой， на какой выступ или золоченую завитушку. Его лестница также сослужила им добрую службу， и в конце концов они благополучно спустились на пол. Но， взглянув на старый шкаф， они увидели там страшный переполох. Резные олени вытянули вперед головы， выставили рога и вертели ими во все стороны， а обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант Козлоног высоко подпрыгнул и крикнул старому китайцу：
- Они убегают！ Убегают！
Пастушка и трубочист испугались и шмыгнули в подоконный ящик.
Тут лежали разрозненные колоды карт， был кое-как установлен кукольный театр. На сцене шло представление.
Все дамы - бубновые и червонные， трефовые и пиковые - сидели в первом ряду и обмахивались тюльпанами， а за ними стояли валеты и старались показать， что и они о двух головах， как все фигуры в картах. В пьесе изображались страдания влюбленной парочки， которую разлучали， и пастушка заплакала： это так напомнило ее собственную судьбу.
- Сил моих больше нет！ - сказала она трубочисту. - Уйдем отсюда！
Но когда они очутились на полу и взглянули на свой столик， они увидели， что старый китаец проснулся и раскачивается всем телом - ведь внутри него перекатывался свинцовый шарик.
- Ай， старый китаец гонится за нами！ - вскрикнула пастушка и в отчаянии упала на свои фарфоровые колени.
- Стой！ Придумал！ - сказал трубочист. - Видишь вон там， в углу， большую вазу с сушеными душистыми травами и цветами？ Спрячемся в нее！ Ляжем там на розовые и лавандовые лепестки， и если китаец доберется до нас， засыплем ему глаза солью.