Жила-была монетка. Она только что вышла из чеканки - чистенькая， светленькая， - покатилась и зазвенела：
- Ура！ Теперь пойду гулять по белу свету！
И пошла.
Ребенок крепко сжимал ее в своем тепленьком кулачке， скряга тискал холодными липкими пальцами， люди постарше вертели и поворачивали много раз， а у молодых она не задерживалась и живо катилась дальше.
Монетка была серебряная， меди в ней было очень мало， и вот она целый год гуляла по белу свету， то есть в той стране， где была отчеканена. Потом она отправилась за границу и оказалась последней родной монеткой в кошельке путешественника. Но он и не подозревал о ее существовании， пока она сама не попала к нему в пальцы.
- Вот как！ У меня еще осталась одна наша родная монетка！ - сказал он.
- Ну， пусть едет со мною путешествовать！
И монетка подпрыгнула от радости и зазвенела， когда ее сунули обратно в кошелек. Тут ей пришлось лежать со своими иностранными сородичами， которые все сменялись - одна уступала место другой， ну а она все оставалась в кошельке. Это уже было своего рода отличие！
Прошло много недель. Монетка заехала далеко-далеко от родины， сама не знала куда. Она лишь слышала от соседок， что они француженки или итальянки， что они теперь в такомто и таком-то городе， но сама она ни о чем и представления не имела： не много увидишь， сидя в кошельке， как она！ Но вот однажды монетка заметила， что кошелек не закрыт. Ей вздумалось хоть одним глазком поглядеть на мир， и она проскользнула в щелочку. Не следовало бы ей этого делать， да она была любопытна， ну， и это не прошло ей даром. Она попала в карман брюк. Вечером кошелек из кармана вынули， а монетка осталась лежать， как лежала. Брюки вынесли для чистки в коридор， и тут монетка вывалилась из кармана на пол. Никто этого не слыхал， никто этого не видал.
Утром платье опять забрали в комнату， путешественник оделся и уехал， а монетка осталась. Вскоре ее нашли на полу， и она вновь должна была пойти в ход вместе с тремя другими монетами.
"Вот хорошо-то！ Опять пойду гулять по свету， увижу новых людей， новые нравы！" - подумала монетка.
- А это что за монета？ - послышалось в ту же минуту. - Это не наша монета. Фальшивая！ Не годится！
С этого и началась история， которую она сама потом рассказывала.
- "Фальшивая！ Не годится！" Я вся так и задрожала！ - рассказывала она.
- Я же знала， что я серебряная， чистого звона и настоящей чеканки. Верно， ошиблись， думаю， не могут люди так отзываться обо мне. Однако они говорили именно про меня！ Это меня называли фальшивой， это я никуда не годилась！ "Ну， сбуду ее с рук в сумерках！" - сказал мой хозяин и сбыл-таки. Но при дневном свете меня опять принялись бранить： "Фальшивая！"， "Не годится！"， "Надо поскорее сбыть ее с рук！"
И монетка дрожала от страха и стыда всякий раз， как ее подсовывали кому-нибудь вместо монеты той страны.
- Ах я горемычная！ Что мне мое серебро， мое достоинство， моя чеканка， когда все это ничего не значит！ В глазах людей остаешься тем， за кого они тебя принимают！ Как же ужасно и вправду иметь нечистую совесть， пробиваться в жизни нечистыми путями， если мне， ни в чем не повинной， так тяжело только потому， что я кажусь виновной！…… Всякий раз， как я перехожу в новые руки， я трепещу взгляда， который на меня упадет： я знаю， что меня сейчас же швырнут обратно на стол， словно я какая-нибудь обманщица！
Раз я попала к одной бедной женщине： она получила меня в уплату за тяжелую поденную работу. Ей никак не удавалось сбыть меня с рук， никто не хотел меня брать. Я была для бедняги сущей напастью.
"Право， поневоле придется обмануть кого-нибудь！ - сказала женщина. - Где мне， при моей бедности， держать фальшивую монету！ Отдам-ка ее богатому булочнику， он-то не разорится от этого， хоть и нехорошо это， сама знаю， нехорошо！"
"Ну вот， теперь я буду лежать на совести у бедной женщины！ - вздохнула я. - Неужто я и впрямь так изменилась под старость？"
Женщина отправилась к богатому булочнику， но он слишком хорошо разбирался в монетах， и мне не пришлось долго лежать там， куда меня положили： он швырнул меня в лицо бедной женщине. Ей не дали за меня хлеба， и мне было так горько， так горько сознавать， что я отчеканена на горе Другим！ Это я-то， некогда такая смелая， уверенная в себе， в своей чеканке， в хорошем звоне！ И я так пала духом， как только может пасть монетка， которую никто не хочет брать. Но женщина принесла меня обратно домой， поглядела на меня добродушно и ласково и сказала：