Жил-был старик да старуха； детей у них не было. Уж чего они ни делали， как ни молились богу， а старуха все не рожала. Раз пошел старик в лес за грибами； попадается ему дорогою старый дед.
- Я знаю， - говорит， - что у тебя на мыслях； ты все об детях думаешь. Поди-ка по деревне， собери с каждого двора по яичку и посади на те яйца клушку； что будет， сам увидишь！
Старик воротился в деревню； в ихней деревне был сорок один двор； вот он обошел все дворы， собрал с каждого по яичку и посадил клушку на сорок одно яйцо.
Прошло две недели， смотрит старик， смотрит и старуха， - а из тех яичек народились мальчики； сорок крепких， здоровеньких， а один не удался - хил да слаб！ Стал старик давать мальчикам имена； всем дал， а последнему недостало имени.
- Ну， - говорит， - будь же ты Заморышек！
Растут у старика со старухою детки， растут не по дням， а по часам； выросли и стали работать， отцу с матерью помогать： сорок молодцев в поле возятся， а Заморышек дома управляется. Пришло время сенокосное； братья траву косили， стога ставили， поработали с неделю и вернулись на деревню； поели， что бог послал， и легли спать. Старик смотрит и говорит：
- Молодо-зелено！ Едят много， спят крепко， а дела， поди， ничего не сделали！
- А ты прежде посмотри， батюшка！ - отзывается Заморышек. Старик снарядился и поехал в луга； глянул - сорок стогов сметано.
- Ай да молодцы ребята！ Сколько за одну неделю накосили и в стога сметали.
На другой день старик опять собрался в луга， захотелось на свое добро полюбоваться； приехал - а одного стога как не бывало！ Воротился домой и говорит：
- Ах， детки！ Ведь один стог-то пропал.
- Ничего， батюшка！ - отвечает Заморышек. - Мы этого вора поймаем； дай-ка мне сто рублев， а уж я дело сделаю. Взял у отца сто рублев и пошел к кузнецу：
- Можешь ли сковать мне такую цепь， чтоб хватило с ног до головы обвить человека？
- Отчего не сковать！
- Смотри же， делай покрепче； коли цепь выдержит - сто рублев плачу， а коли лопнет - пропал твой труд！
Кузнец сковал железную цепь； Заморышек обвил ее вокруг себя， потянул - она и лопнула. Кузнец вдвое крепче сделал； ну， та годилась. Заморышек взял эту цепь， заплатил сто рублев и пошел сено караулить； сел под стог и дожидается.
Вот в самую полночь поднялась погода， всколыхалось море， и выходит из морской глубины чудная кобылица， подбежала к первому стогу и принялась пожирать сено. Заморышек подскочил， обротал ее железной цепью и сел верхом. Стала его кобылица мыкать， по долам， по горам носить； нет， не в силах седока сбить！ Остановилась она и говорит ему：
- Ну， добрый молодец， когда сумел ты усидеть на мне， то возьми - владей моими жеребятами.
Подбежала кобылица к синю морю и громко заржала； тут сине море всколыхалося， и вышли на берег сорок один жеребец； конь коня лучше！ Весь свет изойди， нигде таких не найдешь！
Утром слышит старик на дворе ржанье， топот； что такое？ а это его сынок Заморышек целый табун пригнал.
- Здорово， - говорит， - братцы！ Теперь у всех у нас по коню есть； поедемте невест себе искать.
- Поедем！
Отец с матерью благословили их， и поехали братья в путь-дорогу далекую.
Долго они ездили по белому свету， да где столько невест найти？ Порознь жениться не хочется， чтоб никому обидно не было； а какая мать похвалится， что у ней как раз сорок одна дочь народилась？
Заехали молодцы за тридевять земель； смотрят： на крутой горе стоят белокаменные палаты， высокой стеной обведены， у ворот железные столбы поставлены. Сосчитали - сорок один столб. Вот они привязали к тем столбам своих богатырских коней и идут на двор. Встречает их баба-яга：
- Ах вы， незваные-непрошеные！ Как вы смели лошадей без спросу привязывать？
- Ну， старая， чего кричишь？ Ты прежде напой-накорми， в баню своди， да после про вести и спрашивай.
Баба-яга накормила их， напоила， в баню сводила и стала спрашивать：
- Что， добрые молодцы， дела пытаете иль от дела пытаете？
- Дела пытаем， бабушка！
- Чего ж вам надобно？
- Да невест ищем.
- У меня есть дочери， - говорит баба-яга， бросилась в высокие терема и вывела сорок одну девицу.
Тут они сосватались， начали пить， гулять， свадьбы справлять. Вечером пошел Заморышек на своего коня посмотреть. Увидел его добрый конь и промолвил человеческим голосом：