— Скажи， бабушка，— спрашивает Ланьшэн，— не твой ли это початок？
— Мой，— отвечает старушка.
— Так возьми его. Только не сердись， проголодался я， съел три зёрнышка.
— Вот и хорошо，— говорит старушка.— Я же тебе этот початок по воде в подарок послала. Ну， раз уж ты вернулся， погости у меня хс……ь немного.
Очень устал Ланьшэн. Подумал， подумал и согласился.
Сварила старушка рис， что Ланьшэн ей оставил. Они поели и легли спать.
Едва солнце из-за гор показалось， старушка разбудила Ланьшэна и говорит：
— Помоги мне землю взрыхлить. Будем кукурузу сажать.
Ланьшэн принялся махать мотыгой — земля в стороны комьями летит. Большой кусок поля взрыхлил Ланьшэн， а старушка посреди поля всего одно зёрнышко посадила.
Удивился Ланьшэн， хотел спросить старушку， зачем она так сделала， но тут пришлось ему ещё больше удивляться. У его ног зашевелилась земля， раздвинулись комочки и вверх полез росток. Тянется на глазах， листья выбрасывает， покачивается от ветерка.
Не успело солнце до середины неба дойти， а на кукурузном стебле уже початок завязался. Большой початок， красные зёрна из него так и выпирают. Вот-вот созреет кукуруза.
Вдруг послышался шум крыльев. Ланьшэн глянул в небо — это спускается феникс， сам царь птиц， с золотыми перьями.
Феникс схватил когтями початок， отломил его от стебля и взмыл вверх. Только его и видели.
Огорчился Ланьшэн， чуть не заплакал с досады. А старушка его утешает：
— Не горюй， внучек. Завтра ещё посадим. На другое утро они опять бросили в землю кукурузное зерно. Ещё выше вытянулся стебель， ещё полнее налился початок. Ланьшэн уже протянул руку， чтобы сорвать его. Но тут с неба камнем пал феникс， схватил початок и унёс.
Ланьшэн погрозил вслед фениксу кулаком. А старушка усмехается.
— Не сердись，— говорит.— Недаром феникс — волшебная птица. Ты думаешь — плохо он делает， а глядишь — всё обернулось к хорошему.
— Нет уж，— сказал Ланьшэн，— я больше не отдам ни одного початка.
И на третий день всё повторилось так же， как в первый день и во второй. Только Ланьшэн был уже наготове. Когда прилетел феникс， юноша крепко ухватился за стебель обеими руками. Феникс тянет стебель к себе， Ланьшэн — к себе. Тогда феникс рванул стебель， вытащил его из земли вместе с корнем и взвился к облакам.
Несёт феникс стебель， а на стебле Ланьшэн висит. Глянул юноша вниз — ух， как высоко！ С земли старушка рукой ему машет：
— Прощай， внучек， посей дома кукурузу， она принесёт тебе счастье.
Летит феникс， ветер в ушах у Ланьшэна свистит. Страшно юноше， зажмурил он глаза， а всё-таки думает： “Хоть на край света меня унеси， не отдам кукурузу！”
Вдруг чувствует — феникс стал спускаться. Открыл Ланьшэн глаза — прямо под ними его родная хижина.
Феникс посадил Ланыпэна у порога хижины， помахал ему золотыми крыльями и улетел.
А юноша прижал драгоценный початок к груди и вошёл в дом.
Весело пылает очаг в хижине. Мать у очага сидит и плетёт корзину. Рядом незнакомая девушка вышивает яркими нитками шёлковый пояс.
Мать подняла голову…… Что за диво！ Взгляд у неё ясный， глаза светятся радостью， видит она Ланьшэна и день белый видит. Прозрела мать！
Бросился к ней Ланьшэн， и она к Ланьшэну бросилась.
— Сынок！ — сказала мать.— В нашем доме три радости. И все три феникс принёс. Вышла я на порог， слышу — крылья шумят и что-то к моим ногам упало. Подняла я， ощупала — кукурузный початок. Съела зёрнышко и вдруг увидела солнце и золотого феникса. На второй день — вчера это было — опять прилетел феникс и бросил к моим ногам кукурузный початок. Ударился початок о землю， стал прекрасной девушкой. Вот она сидит у очага， моя названая дочь， верная помощница.
Мать взяла девушку за руку и подвела её к Ланьшэну. Девушка глянула на юношу， потом залилась нежным румянцем и опустила ресницы.
Залюбовался её красотой и Ланьшэн. Так и смотрел бы， пока глазам не стало бы больно！ Еле-еле оторвал он от неё взгляд и спросил у матери：
— Обе радости велики， но ты ведь говорила — три радости в нашем доме……
— Как же， сынок，— ответила мать，— самая большая радость то， что ты вернулся живой и здоровый. Зачем мне видеть свет， если тебя нет со мною рядом.
С того дня счастливо зажил Ланьшэн. Он женился на прекрасной девушке и мог глядеть на неё столько， сколько ему хотелось. А мать глядела на них обоих и не могла нарадоваться.