— Кровь остановилась...— шепнул мне магистр физики так, чтобы услышала Оля.
— Идёмте! — шепнула Оля и взяла меня под руку.
Мы спустились вниз по террасе... Ночь была тихая, светлая... Звуки рояля, шёпот тёмных деревьев, трещанье кузнечиков ласкали слух; внизу тихо плескалось море.
Оля едва шла... Ноги её подгибались и путались в тяжёлом платье. Она дрожала и со страха жалась к моему плечу.
— Но ведь я же не виновата...— шептала она.— Клянусь вам, что я не виновата. Так угодно было папе... Он должен это понять... Опасно?
— Не знаю... Михаил Павлович сделал всё возможное. Он хороший доктор и любит Егорова... Мы подходим, Ольга Андреевна...
— Я... я не увижу ничего ужасного? Я боюсь... Я не могу видеть... И для чего это он вздумал?
Оля залилась слезами.
— Я не виновата... он должен был понять. Я ему объясню.
Мы подошли к беседке.
— Здесь,— сказал я.
Оля закрыла глаза и обеими руками ухватилась за меня.
— Я не могу...
— Не пугайтесь... Егоров, ты ещё не умер? — крикнул я, обращаясь к беседке.
— Пока ещё нет... А что?
У входа в беседку показался освещённый луною поручик, растрёпанный, бледный от перепоя, с расстёгнутым жилетом...
— А что? — повторил он.
Оля подняла голову и увидала Егорова... Она посмотрела на меня, потом на Егорова, потом опять на меня... Я засмеялся... Лицо её просияло. Она вскрикнула от радости, сделала шаг вперёд... Я думал, что она на нас рассердится... Но эта девочка не умела сердиться... Она сделала шаг вперёд, подумала и бросилась к Егорову. Егоров быстро застегнул жилет и растопырил руки. Оля упала ему на грудь. Егоров засмеялся от удовольствия, повернул в сторону голову, чтоб не дышать на Олю, и забормотал какую-то чепуху.
— Вы не имеете права... Я не виновата,— залепетала Оля.— Так угодно папе, маме и т. д.
Я повернул назад и быстро зашагал к освещённому замку.
В замке между тем публика готовилась к поздравлению жениха и невесты и нетерпеливо поглядывала на часы... В передних толпились лакеи с подносами; на подносах стояли бутылки и бокалы. Чайхидзев нетерпеливо мял правую руку в левой и глазами искал Олю. Княгиня ходила по комнатам и искала Олю, чтоб дать ей наставление, как держать себя, что ответить матери и т. д. Наши улыбались.
— Не знаешь, где Оля? — спросила меня княгиня.
— Не знаю.
— Поди поищи.
Я сошёл в сад и, заложив руки назад, обошёл раза два вокруг дома. Наш художник заиграл на трубе. Это значило: «Держи, не выпускай!» Егоров отвечал из беседки криком совы. Это значило: «Хорошо! Держу!»
Походив немного, я вошёл в дом. В передних лакеи поставили подносы на столы и, стоя с пустыми руками, тупо поглядывали на публику. Публика, в свою очередь, с недоумением поглядывала на часы, на которых большая стрелка показывала уже четверть. Рояли замолкли. Во всех комнатах царила глубокая, томительная, глухая тишина.
— Где Оля? — спросила меня багровая княгиня.
— Не знаю... В саду нет.
Княгиня пожала плечами.
— Разве она не знает, что уже давно пора? — спросила она, дёрнув меня за рукав.
Я пожал плечами. Княгиня отошла от меня и зашептала что-то Чайхидзеву. Чайхидзев тоже пожал плечами. Княгиня и его дёрнула за рукав.
— Дурралей! — заворчала она и забегала по всему дому. Горничные и гимназисты, родственники княгини, с шумом сбежали по лестнице и отправились в глубину сада искать исчезнувшую невесту. Я тоже пошёл в сад. Я боялся, что Егоров не сумеет задержать Олю и испортит задуманный нами скандал. Я направился к беседке. Напрасно я боялся! Оля сидела возле Егорова, водила перед его глазами своими пальчиками и шептала, шептала... Когда Оля переставала шептать, начинал бормотать Егоров. Он внушал ей то, что княгиня называет «идеями»... Каждое своё слово он подслащивал поцелуем. Он говорил, лез ежесекундно целоваться и в то же время отворачивал в сторону свой рот, боясь, чтобы Оля не почуяла водочного запаха. Оба они были счастливы, забыли, по-видимому, всё на свете и не замечали времени. Я постоял немного у входа в беседку, возрадовался духом и, не желая нарушать счастливого покоя, пошёл к замку. Княгиня выходила из себя и нюхала спирт. Она терялась в догадках, сердилась, стыдилась гостей, жениха... Она никогда не дерётся, но дала горничной пощёчину, когда та доложила ей, что княжны нет нигде. Гости, не дождавшись шампанского и поздравлений, заулыбались, засплетничали и опять взялись за танцы.