И вот словно новый поток жизни заструился в нем от самых маленьких корешков до самых высоких ветвей и листьев. И чудилось ему， что он потягивается， чуялась жизнь и тепло в корнях там， под землей， чуялось， как прибывают силы. Он рос все выше и выше， ствол быстро， безостановочно тянулся ввысь， крона становилась все гуще， все пышнее， все раскидистее. И чем больше вырастало дерево， тем больше росла в нем радостная жажда вырасти еще выше， подняться к самому солнцу， сверкающему и горячему.
Вершина дуба уже поднялась над облаками， которые неслись внизу， как стаи перелетных птиц или белых лебедей.
Дуб видел каждым листком своим， словно у каждого были глаза. Он видел и звезды среди дня， и были они такие большие， блестящие！ Каждая светилась， словно пара ясных， кротких очей， напоминая о других знакомых глазах - глазах детей и влюбленных， которые встречались под его кроной.
Дуб переживал чудные， блаженные мгновенья. И все-таки ему недоставало его лесных друзей…… Ему так хотелось， чтобы и все другие деревья， все кусты， травы и цветы поднялись вместе с ним， ощутили ту же радость， увидели тот же блеск， что и он. Могучий дуб даже и в эти минуты блаженного сна не был вполне счастлив： ему хотелось разделить свое счастье со всеми
- и малыми и большими， и чувство это трепетало в каждой его ветке， каждом листке страстно и горячо， словно в человеческой груди.
Крона дуба шевелилась， словно искала чего-то， словно ей чего-то недоставало； он поглядел вниз и вдруг услышал запах ясменника， а потом и еще более сильный запах жимолости и фиалок， и ему показалось даже， что он слышит кукушку.
И вот сквозь облака проглянули зеленые верхушки леса. Дуб увидал под собой другие деревья， они тоже росли и тянулись вверх； кусты и травы тоже. Некоторые даже вырывались из земли с корнями， чтобы лететь быстрее. Впереди всех была береза； словно белая молния， устремлялся вверх ее стройный ствол， ветви развевались， как зеленые покрывала и знамена. Все лесные растения， даже коричневые султаны тростника， поднимались к облакам； птицы с песнями летели за ними， а на былинке， зыбившейся на ветру， как длинная зеленая лента， сидел кузнечик и наигрывал крылышком на своей тонкой ножке. Гудели майские жуки， жужжали пчелы， заливались во все горло птицы； все в поднебесье пело и ликовало.
"А где же красный водяной цветок？ Пусть и он будет с нами！ - сказал дуб. - И голубой колокольчик， и малютка маргаритка！"
Дуб всех хотел видеть возле себя.
"Мы тут， мы тут！" - раздалось со всех сторон.
"А красивый прошлогодний ясменник？ А ковер ландышей， что расстилался здесь год назад？ А чудесная дикая яблонька и все те， кто украшал лес много， много лет？ Если б они дожили до этого мгновенья， они были бы с нами！"
"Мы тут， мы тут！" - раздалось в вышине， будто отвечавшие пролетели как раз над ним.
"Нет， до чего же хорошо， просто не верится！ - ликовал старый дуб. - Они все тут со мной， и малые и большие！ Ни один не забыт！ Возможно ли такое счастье？"
"Все возможно！" - прозвучало в ответ.
И старый дуб， не перестававший расти， почувствовал вдруг， что совсем отделяется от земли.
"Ничего не может быть лучше！ - сказал он. - Теперь меня не удерживают никакие узы！ Я могу взлететь к самому источнику света и блеска！ И все мои дорогие друзья со мною！ И малые и большие - все！"
"Все！"
Вот что снилось старому дубу. И пока он грезил， над землей и морем бушевала страшная буря - это было в рождественскую ночь. Море накатывало на берег тяжелые валы， дуб скрипел и трещал и был вырван с корнями в ту самую минуту， когда ему снилось， что он отделяется от земли. Дуб рухнул…… Триста шестьдесят пять лет его жизни стали теперь как один день для мухи-поденки.
В рождественское утро， когда взошло солнце， буря утихла. Празднично звонили колокола， изо всех труб， даже из трубы самой бедной хижины， вился голубой дымок， словно жертвенный фимиам в праздник друидов. Море все более успокаивалось， и на большом корабле， выдержавшем ночную бурю， подняли нарядные рождественские флаги.
- А дерева-то нет больше！ Ночная буря сокрушила старый дуб， нашу примету на берегу！ - сказали моряки. - Кто нам его заменит？ Никто！
Вот какою надгробною речью， краткою， но сказанною от чистого сердца， почтили моряки старый дуб， поверженный бурей на снежный покров. Донеслась до дуба и старинная песнь， пропетая моряками. Они пели о рождестве， и звуки песни возносились высоко-высоко к небу， как возносился к нему в своем последнем сне старый дуб.