Они остановились перед великолепно освещенным подъездом. Широкие лестницы， устланные коврами， уставленные цветами， вели в покои， где гремела бальная музыка. У подъезда стоял швейцар， разодетый в шелк и бархат， с большою серебряною булавой в руках.
- Наш бал поспорит с королевским！ - сказал он， оборачиваясь к уличной толпе， а вся его фигура так и говорила： "Весь этот жалкий сброд， что глазеет в двери， мразь в сравнении со мною！"
- Высокомерие！ - сказала тень усопшей. - Заметил ты его？
- Его！ - повторил пастор. - Да ведь он просто глупец， шут！ Кто же осудит его на вечную муку？
- Шут！ - пронеслось эхом по всей этой обители высокомерия； все жильцы ее были таковы！
Пастор и призрак понеслись дальше и очутились в жалкой каморке с голыми стенами. Тут обитала Скупость. Исхудалый， дрожащий от холода， голодный и изнывающий от жажды старик цеплялся всею душой， всеми помыслами за свое золото. Они видели， как он， словно в лихорадке， вскакивал с жалкого ложа и вынимал из стены кирпич - за ним лежало в старом чулке его золото， потом ощупывал дрожащими влажными пальцами свой изношенный кафтан， в котором тоже были зашиты золотые монеты.
- Он болен！ Это жалкий безумец， не знающий ни покоя， ни сна！ - сказал пастор.
Они поспешно унеслись прочь и очутились в тюрьме， у нар， на которых спали вповалку преступники. Вдруг один из них испустил ужасный крик， вскочил со сна， как дикий зверь， и принялся толкать своими костлявыми локтями спящего рядом соседа. Тот повернулся и проговорил спросонья：
- Замолчи， скот， и спи！ И это каждую ночь！……
- Каждую ночь！ - повторил первый. - Да， он каждую ночь и приходит ко мне， воет и душит меня…… Сгоряча я много делал злого， таким уж я уродился！ Оттого я опять и угодил сюда！ Но коли я грешил， так теперь и несу наказание！ В одном только я не повинился еще. Когда меня в последний раз выпустили отсюда на волю и я проходил мимо двора моего хозяина， сердце во мне вдруг так вот и закипело…… Я чиркнул о стенку спичкою， огонек слегка лизнул соломенную крышу， и все вспыхнуло разом. Пошла тут кутерьма не хуже， чем была у меня в душе！…… Я помогал спасать скот и имущество. Не сгорело ни одной живой души， кроме стаи голубей， которые влетели прямо в огонь， да цепного пса. О нем-то я и не вспомнил. Слышно было， как он выл в пламени…… Вой этот и до сих пор отдается у меня в ушах， как только я начну засыпать， а засну - пес тут как тут， большущий， лохматый！…… Он наваливается на меня， воет， давит меня， душит…… Да ты слушай， что я тебе рассказываю！ Успеешь выспаться！ Небось храпишь всю ночь， а я не могу забыться и на четверть часа！
И глаза безумца палились кровью， он бросился на соседа и стал бить его по лицу кулаками.
- Злой Мае опять взбесился！ - послышались голоса， и другие преступники бросились на него， повалили， перегнули так， что голова его очутилась между ногами， и крепко-накрепко связали его. Кровь готова была брызнуть у него из глаз и изо всех пор кожи.
- Вы убьете несчастного！ - вскричал пастор и протянул руку на защиту грешника， который так жестоко страдал еще при жизни， но обстановка вокруг опять изменилась.
И вот они пролетали через богатые дворцы， через бедные хижины； сладострастие， зависть - все смертные грехи проходили перед ними. Ангел возмездия громко перечислял грехи людей и затем все， что могло послужить в их оправдание. Немногое можно было сказать в защиту людей， но бог читает в сердцах， видит все смягчающие обстоятельства， знает， что грех бывает вольный и невольный， да и велика милость его， всемилосердного， всеблагого！ И рука пастора дрожала， он не смел протянуть ее， чтобы сорвать волос с головы грешника. Слезы ручьем полились из его глаз， слезы жалости и любви， которые могут залить даже огонь преисподней.
Запел петух.
- Милосердный боже！ Даруй же ты ей тот покой， которого не в силах был доставить я！
- Я уже обрела его！ - сказала тень. - Меня привели к тебе твои жестокие слова， мрачное недоверие к богу и к его творению！ Познай же душу людей！ Даже в самых злых грешниках жива божья искра！ Она теплится в их душе， и ее благодатное пламя сильнее огня преисподней！……
Тут пастор почувствовал на своих губах крепкий поцелуй： было совсем светло， ясное солнышко светило в окошки； жена его， живая， ласковая и любящая， разбудила его от сна， ниспосланного ему самим богом.