Чудеснейшие рыбы с серебристою и золотистою чешуей плыли за лодкой， ныряли и плескали в воде хвостами； красные и голубые， большие и маленькие птицы летели за Яльмаром двумя длинными вереницами； комары танцевали， а майские жуки гудели： "Жуу！ Жуу！"； всем хотелось провожать Яльмара， и у каждого была для него наготове история.
Да， вот это было плавание！
Леса то густели и темнели， то становились похожими на прекрасные сады， озаренные солнцем и усеянные цветами. По берегам реки возвышались большие хрустальные и мраморные дворцы； на балконах их стояли принцессы， и все это были знакомые Яльмару девочки， с которыми он часто играл.
Каждая держала в правой руке славного обсахаренного пряничного поросенка - такого редко купишь у торговки. Яльмар， проплывая мимо， хватался за один конец пряника， принцесса крепко держалась за другой， и пряник разламывался пополам； каждый получал свою долю： Яльмар - побольше， принцесса - поменьше. У всех дворцов стояли на часах маленькие принцы； они отдавали Яльмару честь золотыми саблями и осыпали его изюмом и оловянными солдатиками， - вот что значит настоящие-то принцы！
Яльмар плыл через леса， через какие-то огромные залы и города…… Проплыл он и через город， где жила его старая няня， которая носила его на руках， когда он был еще малюткой， и очень любила своего питомца. И вот он увидел ее： она кланялась， посылала ему рукою воздушные поцелуи и пела хорошенькую песенку， которую сама сложила и прислала Яльмару：
Мой Яльмар， тебя вспоминаю
Почти каждый день， каждый час！
Сказать не могу， как желаю
Тебя увидать вновь хоть раз！
Тебя ведь я в люльке качала，
Учила ходить， говорить
И в щечки и в лоб целовала.
Так как мне тебя не любить！
И птички подпевали ей， цветы приплясывали， а старые ивы кивали， как будто Оле-Лукойе и им рассказывал историю. Среда
Ну и дождь лил！ Яльмар слышал этот страшный шум даже во сне； когда же Оле-Лукойе открыл окно， оказалось， что вода стоит вровень с подоконником. Целое озеро！ Зато к самому дому причалил великолепнейший корабль.
- Хочешь прогуляться， Яльмар？ - спросил Оле. - Побываешь ночью в чужих землях， а к утру - опять дома！
И вот Яльмар， разодетый по-праздничному， очутился на корабле. Погода сейчас же прояснилась； они проплыли по улицам， мимо церкви， и оказались среди сплошного огромного озера. Наконец они уплыли так далеко， что земля совсем скрылась из глаз. По поднебесью неслась стая аистов； они тоже собрались в чужие теплые края и летели длинною вереницей， один за другим. Они были в пути уже много-много дней， и один из них так устал， что крылья отказывались ему служить. Он летел позади всех， потом отстал и начал опускаться на своих распущенных крыльях все ниже и ниже， вот взмахнул ими раз， другой， но напрасно…… Скоро он задел за мачту корабля， скользнул по снастям и - бах！ - упал прямо на палубу.
Юнга подхватил его и посадил в птичник к курам， уткам и индейкам. Бедняга аист стоял и уныло озирался кругом.
- Ишь какой！ - сказали куры.
А индейский петух надулся и спросил у аиста， кто он таков； утки же пятились， подталкивая друг друга крыльями， и крякали： "Дур-рак！ Дур-рак！"
Аист рассказал им про жаркую Африку， про пирамиды и страусов， которые носятся по пустыне с быстротой диких лошадей， но утки ничего не поняли и опять стали подталкивать одна другую：
- Ну не дурак ли？
- Конечно， дурак！ - сказал индейский петух и сердито забормотал.
Аист замолчал и стал думать о своей Африке.
- Какие у вас чудесные тонкие ноги！ - сказал индейский петух. - Почем аршин？
- Кряк！ Кряк！ Кряк！ - закрякали смешливые утки， но аист как будто и не слыхал.
- Могли бы и вы посмеяться с нами！ - сказал аисту индейский петух. - Очень забавно было сказано！ Да куда там，
то это слишком низменно！ И вообще нельзя сказать， чтобы он отличался понятливостью. Что ж， будем забавлять себя сами！
И куры кудахтали， утки крякали， и это их ужасно забавляло.
Но Яльмар подошел к птичнику， открыл дверцу， поманил аиста， и тот выпрыгнул к нему на палубу - он уже успел отдохнуть. Аист как будто поклонился Яльмару в знак благодарности， взмахнул широкими крыльями и полетел в теплые края. Куры закудахтали， утки закрякали， а индейский петух так надулся， что гребешок у него весь налился кровью.