Тут появилась большая водяная крыса， жившая под мостками.
- Паспорт есть？ - Спросила она. - Предъяви паспорт！
Но оловянный солдатик как воды в рот набрал и только еще крепче сжимал ружье. Кораблик несло все вперед и вперед， а крыса плыла за ним вдогонку. У！ Как скрежетала она зубами， как кричала плывущим навстречу щепкам и соломинам：
- Держите его！ Держите！ Он не уплатил пошлины！ Он беспаспортный！
Но течение становилось все сильнее и сильнее， и оловянный солдатик уже видел впереди свет， как вдруг раздался такой шум， что испугался бы любой храбрец. Представьте себе， у конца мостика водосточная канава впадала в большой канал. Для солдатика это было так же опасно， как для нас нестись в лодке к большому водопаду.
Вот канал уже совсем близко， остановиться невозможно. Кораблик вынесло из-под мостка， бедняга держался， как только мог， и даже глазом не моргнул. Кораблик развернуло три， четыре раза， залило водой до краев， и он стал тонуть.
Солдатик оказался по шею в воде， а кораблик погружался все глубже и глубже， бумага размокала. Вот вода покрыла солдатика с головой， и тут он подумал о прелестной маленькой танцовщице - не видать ему ее больше. В ушах у него зазвучало：
Вперед стремись， воитель，
Тебя настигнет смерть！
Тут бумага окончательно расползлась， и солдатик пошел ко дну， но в ту же минуту его проглотила большая рыба.
Ах， как темно было внутри， еще хуже， чем под мостком через водосточную канаву， да еще и тесно в придачу！ Но оловянный солдатик не потерял мужества и лежал растянувшись во весь рост， не выпуская из рук ружья……
Рыба заходила кругами， стала выделывать самые диковинные скачки. Вдруг она замерла， в нее точно молния ударила. Блеснул свет， и кто-то крикнул： "Оловянный солдатик！" Оказывается， рыбу поймали， привезли на рынок， продали， принесли на кухню， и кухарка распорола ей брюхо большим ножом. Затем кухарка взяла солдатика двумя пальцами за поясницу и принесла в комнату. Всем хотелось посмотреть на такого замечательного человечка - еще бы， он проделал путешествие в брюхе рыбы！ Но оловянный солдатик ничуть не загордился. Его поставили на стол， и - каких только чудес не бывает на свете！ - он оказался в той же самой комнате， увидал тех же детей， на столе стояли те же игрушки и чудесный дворец с прелестной маленькой танцовщицей. Она попрежнему стояла на одной ноге， высоко вскинув другую， - она тоже была стойкая. Солдатик был тронут и чуть не заплакал оловянными слезами， но это было бы непригоже. Он смотрел на нее， она на него， но они не сказали друг другу ни слова.
Вдруг один из малышей схватил оловянного солдатика и швырнул в печку， хотя солдатик ничем не провинился. Это， конечно， подстроил тролль， что сидел в табакерке.
Оловянный солдатик стоял в пламени， его охватил ужасный жар， но был ли то огонь или любовь - он не знал. Краска с него совсем сошла， никто не мог бы сказать， отчего - от путешествия или от горя. Он смотрел на маленькую танцовщицу， она на него， и он чувствовал， что тает， но по-прежнему держался стойко， не выпуская из рук ружья. Вдруг дверь в комнату распахнулась， танцовщицу подхватило ветром， и она， как сильфида， порхнула прямо в печку к оловянному солдатику， вспыхнула разом - и нет ее. А оловянный солдатик стаял в комочек， и наутро горничная， выгребая золу， нашла вместо солдатика оловянное сердечко. А от танцовщицы осталась одна только блестка， и была она обгорелая и черная， словно уголь.