В это время из-за угла налетел ветер и шепнул фонарю под колпак：
- Что такое？ Говорят， ты уходишь завтра в отставку？ И я вижу тебя здесь в последний раз？ Ну， так вот тебе от меня подарок. Я проветрю твою черепную коробку， и ты будешь не только ясно и отчетливо помнить все， что видел и слышал сам， но и видеть как наяву все， что будут рассказывать или читать при тебе. Вот какая у тебя будет свежая голова！
- Не знаю， как тебя и благодарить！ - сказал старый фонарь. - Лишь бы не попасть в переплавку！
- До этого еще далеко， - отвечал ветер. - Ну， сейчас я проветрю твою память. Если бы ты получил много таких подарков， у тебя была бы приятная старость.
- Лишь бы не попасть в переплавку！ - повторил фонарь. - Или， может， ты и в этом случае сохранишь мне память？ - Будь же благоразумен， старый фонарь！ - сказал ветер и дунул.
В эту минуту выглянул месяц.
- А вы что подарите？ - спросил ветер.
- Ничего， - ответил месяц. - Я ведь на ущербе， к тому же фонари никогда не светят за меня， всегда я за них.
И месяц опять спрятался за тучи - он не хотел， чтобы ему надоедали. Вдруг на железный колпак фонаря капнула капля. Казалось， она скати-
лась с крыши， но капля сказала， что упала из серых туч， и тоже - как подарок， пожалуй даже самый лучший.
- Я проточу тебя， - сказала капля， - так что ты получишь способность в любую ночь， когда только пожелаешь， обратиться в ржавчину и рассыпаться прахом.
Фонарю этот подарок показался плохим， ветру - тоже.
- Кто даст больше？ Кто даст больше？ - зашумел он что было сил.
И в ту же минуту с неба скатилась звезда， оставив за собой длинный светящийся след.
- Что это？ - вскрикнула селедочная головка. - Никак， звезда с неба упала？ И кажется， прямо на фонарь. Ну， если этой должности домогаются столь высокопоставленные особы， нам остается только откланяться и убраться восвояси.
Так все трое и сделали. А старый фонарь вдруг вспыхнул особенно ярко.
- Вот это чудесный подарок！ - сказал он. - Я всегда так любовался ясными звездами， их дивным светом！ Сам я никогда не мог светить， как они， хотя стремился к этому всем сердцем. И вот они заметили меня， жалкий старый фонарь， и послали мне в подарок одну из своих сестриц. Они одарили меня способностью показывать тем， кого я люблю， все， что я помню и вижу сам. Вот это поистине удовольствие！ А то и радость не в радость， если нельзя поделиться ею с другими.
- Почтенная мысль， - сказал ветер. - Но ты， верно， не знаешь， что к этому дару полагается восковая свеча. Ты никому ничего не сможешь показать， если в тебе не будет гореть восковая свеча. Вот о чем не подумали звезды. И тебя， и все то， что светится， они принимают за восковые свечи. Ну， а теперь я устал， пора улечься， - сказал ветер и улегся.
На другое утро…… нет， через день мы лучше перескачем - на следующий вечер фонарь лежал в кресле， и у кого же？ У старого ночного сторожа. За свою долгую верную службу старик попросил у "тридцати шести отцов города" старый уличный фонарь. Те посмеялись над ним， но фонарь отдали. И вот теперь фонарь лежал в кресле возле теплой печи и， казалось， будто вырос от этого - он занимал чуть ли не все кресло. Старички уже сидели за ужином и ласково поглядывали на старый фонарь： они охотно посадили бы его с собой хоть за стол.
Правда， жили они в подвале， на несколько локтей под землей， и чтобы попасть в их каморку， надо было пройти через вымощенную кирпичом прихожую， зато в самой каморке было тепло и уютно. Двери были обиты по краям войлоком， кровать пряталась за пологом， на окнах висели занавески， а на подоконниках стояли два диковинных цветочных горшка. Их привез матрос Христиан не то из Ост-Индии， не то из Вест-Индии. Это были глиняные слоны с углублением на месте спины， в которое насыпалась земля. В одном слоне рос чудесный лук-порей - это был огород старичков， в другом пышно цвела герань - это был их сад. На стене висела большая масляная картина， изображающая Венский конгресс， на котором присутствовали разом все императоры и короли. Старинные часы с тяжелыми свинцовыми гирями тикали без умолку и вечно убегали вперед， но это было лучше， чем если бы они отставали， говорили старички.
Итак， сейчас они ужинали， а старый уличный фонарь лежал， как сказано выше， в кресле возле теплой печки， и ему казалось， будто весь мир перевернулся вверх дном. Но вот старик сторож взглянул на него и стал припоминать все， что им довелось пережить вместе в дождь и в непогоду， в ясные， короткие летние ночи и в снежные метели， когда так и тянет в подвальчик， - и старый фонарь словно очнулся и увидел все это как наяву.