Так и хрустит во мне！ Славный морозец！ - сказал снеговик. - Ветер-то， ветер-то так и кусает！ Просто любо！ А ты что таращишься， пучеглазое？ - Это он про солнце говорил， которое как раз заходило. - Впрочем， валяй， валяй！ Я и не моргну！ Устоим！
Вместо глаз у него торчали два осколка кровельной черепицы， вместо рта красовался обломок старых граблей； значит， он был и с зубами.
На свет он появился под радостные "ура" мальчишек， под звон бубенчиков， скрип полозьев и щелканье извозчичьих кнутов.
Солнце зашло， и на голубое небо выплыла луна， полная， ясная！
- Ишь， с другой стороны ползет！ - сказал снеговик. Он думал， что это опять солнце показалось. - Я все-таки отучил его пялить на меня глаза！ Пусть себе висит и светит потихоньку， чтобы мне было видно себя！…… Ах， как бы мне ухитриться как-нибудь сдвинуться！ Так бы и побежал туда на лед покататься， как давеча мальчишки！ Беда - не могу сдвинуться с места！
- Вон！ Вон！ - залаял старый цепной пес； он немножко охрип - ведь когда-то он был комнатною собачкой и лежал у печки. - Солнце выучит тебя двигаться！ Я видел， что было в прошлом году с таким， как ты， и в позапрошлом тоже！ Вон！ Вон！ Все убрались вон！
- О чем ты толкуешь， дружище？ - сказал снеговик. - Вон та пучеглазая выучит меня двигаться？ - Снеговик говорил про луну. - Она сама-то удрала от меня давеча； я так пристально посмотрел на нее в упор！ А теперь вон опять выползла с другой стороны！
- Много ты мыслишь！ - сказал цепной пес. - Ну да， ведь тебя только что вылепили！ Та， что глядит теперь， луна， а то， что ушло， солнце； оно опять вернется завтра. Уж оно подвинет тебя - прямо в канаву！ Погода переменится！ Я чую - левая нога заныла！ Переменится， переменится！
- Не пойму я тебя что-то！ - сказал снеговик. - А сдается， ты сулишь мне недоброе！ То красноглазое， что зовут солнцем， тоже мне не друг， я уж чую！
- Вон！ Вон！ - пролаяла цепная собака， три раза повернувшись вокруг самой себя и улеглась в своей конуре спать.
Погода и в самом деле переменилась. К утру вся окрестность была окутана густым， тягучим туманом； потом подул резкий， леденящий ветер и затрещал мороз. А что за красота， когда взошло солнышко！
Деревья и кусты в саду стояли все покрытые инеем， точно лес из белых кораллов！ Все ветви словно оделись блестящими белыми цветочками！ Мельчайшие разветвления， которых летом и не видно из-за густой листвы， теперь ясно вырисовывались тончайшим кружевным узором ослепительной белизны； от каждой ветви как будто лилось сияние！ Плакучая береза， колеблемая ветром， казалось， ожила； длинные ветви ее с пушистою бахромой тихо шевелились - точь-в-точь как летом！ Вот было великолепие！ Встало солнышко…… Ах， как все вдруг засверкало и загорелось крошечными， ослепительно-белыми огоньками！ Все было точно осыпано алмазною пылью， а на снегу переливались крупные бриллианты！
- Что за прелесть！ - сказала молодая девушка， вышедшая в сад с молодым человеком. Они остановились как раз возле снеговика и смотрели на сверкающие деревья. - Летом такого великолепия не увидишь！ - сказала она， вся сияя от удовольствия.
- И такого молодца тоже！ - сказал молодой человек， указывая на снеговика. - Он бесподобен！
Молодая девушка засмеялась， кивнула головкой снеговику и пустилась с молодым человеком по снегу вприпрыжку， у них под ногами так и захрустело， точно они бежали по крахмалу.
- Кто такие эти двое？ - спросил снеговик цепную собаку. - Ты ведь живешь тут подольше меня； знаешь ты их？
- Знаю！ - сказала собака. - Она гладила меня， а он бросал косточки； таких я не кусаю.
- А что же они из себя изображают？ - спросил снеговик.
- Паррочку！ - сказала цепная собака. - Вот они поселятся в конуре и будут вместе глодать кости！ Вон！ Вон！
- Ну， а значат они что-нибудь， как вот я да ты？
- Да ведь они господа！ - сказал пес. - Куда как мало смыслит тот， кто только вчера вылез на свет божий！ Это я по тебе вижу！ Вот я так богат и годами и знанием！ Я всех， всех знаю здесь！ да， я знавал времена получше！…… Не мерз тут в холоде на цепи！ Вон！ Вон！
- Славный морозец！ - сказал снеговик. - Ну， ну， рассказывай！ Только не греми цепью， а то меня просто коробит！
- Вон！ Вон！ - залаял цепной пес. - Я был щенком， крошечным хорошеньким щенком， и лежал на бархатных креслах там， в доме， лежал на коленях у знатных господ！ Меня целовали в мордочку и вытирали лапки вышитыми платками！ Звали меня Милкой， Крошкой！…… Потом я подрос， велик для них стал， м меня подарили ключнице， я попал в подвальный этаж. Ты можешь заглянуть туда； с твоего места отлично видно. Так вот， в той каморке я и зажил как барин！ Там хоть и пониже было， да зато спокойнее， чем наверху： меня не таскали и не тискали дети. Ел я тоже не хуже， если не лучше！ У меня была своя подушка， и еще там была печка， самая чудеснейшая вещь на свете в такие холода！ Я даже уползал под нее！…… О， я и теперь еще мечтаю об этой печке！ Вон！ Вон！