"Жизнь прекрасна！ Выбраться из колодца， полежать в крапиве， проползти по пыльной дороге， отдохнуть в сырой канаве-до чего же хорошо！ Но теперь
- вперед！ Поискать лягушек или молоденькую жабу！ Без общества все-таки не обойтись， одной природы мало！"
И жаба снова пустилась в путь.
Она перебралась через поле， допрыгала до большого пруда， окруженного тростником， и заглянула в заросли.
- Вам здесь не слишком сыро？ - спросили ее лягушки. - А впрочем， милости просим. Вы кавалер или дама？ Ну да это все равно. Добро пожаловать！
Вечером ее пригласили на концерт - домашний концерт. Известное дело： много рвения， жидкие голоса. Угощенья никакого， зато питья - целый пруд， стало бы охоты.
- Теперь двинусь дальше！ - сказала молодая жаба. Стремление к лучшему не покидало ее.
Она видела звезды， такие большие и ясные， видела серп молодой луны， видела， как солнце поднимается все выше и выше.
"Пожалуй， я все еще в колодце， только в большом. Надо подняться еще выше！ Мне так неспокойно， такая тоска на душе！ - А когда луна округлилась и стала полной， бедняга жаба подумала： - Не ведро ли это спускается？ Не прыгнуть ли в него， чтобы забраться выше？ А может， и солнце - ведро， только покрупнее？ Какое оно огромное， яркое！ Мы все в нем поместимся. Надо ловить случай. Ах， как светло у меня в голове！ Наверно， даже тот драгоценный камень не горит так ярко. Ну да такого камня у меня нет， и я об этом не горюю. Нет， выше， к свету и радости！ Я уже решилась， но мне как-то страшно. Шутка ли сделать такой шаг！ Но раз надо， так надо！ Вперед！ Вперед на дорогу！"
И она пошла， вернее， поползла， как ей и было положено， и выбралась на проезжую дорогу. Тут жили люди и было много цветочных садов и огородов， где росла капуста. Жаба остановилась отдохнуть перед огородом.
- Сколько же на свете разных тварей！ Я даже и не подозревала！ Ах， как велик и прекрасен мир！ Вот и надо в нем осмотреться， а не сидеть все на одном месте. - И она прыгнула в огород. - Какая тут зелень！ Какая благодать！
- Еще бы！ - отозвался капустный червяк， сидевший на листке. - У меня здесь самый крупный листок закрывает полсвета. Ну да мне хватает.
- Кудах-тах-тах！ - послышалось около них.
Это пожаловали в огород куры и засеменили между грядок. У курицы， шедшей первой， было очень острое зрение. Она заметила червяка на капустном листе и клюнула. Червяк упал на землю и ну вертеться да извиваться. Курица， не зная， что это должно означать， поглядела на червяка одним глазом， потом другим и решила： "Это он неспроста".
В конце концов она нацелилась склевать червяка. Жаба так испугалась， что поползла прямо на курицу.
- Эге， да он выдвигает резервы！ - сказала курица. - Смотрите， какой ползун. - И курица отвернулась от червяка. - Очень мне нужен такой зеленый заморыш！ От него только запершит в горле.
Остальные куры согласились с нею， и все ушли.
- Отвертелся-таки！ - сказал червяк. - Вот как важно сохранять присутствие духа. Но самое трудное впереди - как вернуться на мой капустный лист. Где он？
А маленькая жаба подскочила к нему выразить свое сочувствие： мол， она так рада， что своим уродством спугнула курицу.
- О чем это вы？ - спросил червяк. - Я отвертелся от нее без чужой помощи. Не угодно ли вам оставить меня в покое？ А， вот и капустой пахнет. Вот и мой лист. Что может быть лучше собственного хозяйства？ Надо только подняться повыше.
"Да！ - сказала себе жаба. - Все выше и выше！ Вот и червяк тоже так думает. Только он сейчас не в духе со страху. Все мы должны стремиться ввысь". И она задрала голову， как только могла.
На крыше одного крестьянского дома сидел в гнезде аист и щелкал клювом. Рядом сидела аистиха и тоже щелкала.
"Как высоко они живут！ - подумала жаба. - Вот бы попасть туда！"
В доме у крестьянина жили два молодых студента. Один - поэт， другой - натуралист. Один радостно воспевал природу， как она отражалась в его сердце， - воспевал короткими， выразительными и звучными стихами. Другой вникал в самую суть вещей， так сказать， потрошил их. Оба были веселыми， добрыми людьми.
- Смотри-ка， жаба， да какой славный экземпляр！ - воскликнул натуралист. - Так и просится в банку со спиртом.
- Да у тебя уже две сидят， - возразил поэт. - Оставь эту в покое. Пусть себе радуется жизни.
- Уж больно она безобразна！ Просто прелесть！ - сказал натуралист.