Вот уж где печет солнце - так это в жарких странах！ Люди загорают там до того， что кожа их становится цвета красного дерева， а в самых жарких
- черная， как у негров.
Но пока речь пойдет только о жарких странах： сюда приехал из холодных один ученый. Он было думал и тут бегать по городу， как у себя дома， да скоро отвык и， как все благоразумные люди， стал сидеть весь день дома с закрытыми ставнями и дверьми. Можно было подумать， что весь дом спит или никого нет дома. Узкая улица， застроенная высокими домами， располагалась так， что жарилась на солнце с утра до вечера， и просто сил не было выносить эту жару！ Ученому， приехавшему из холодных стран， - он был человек умный и молодой еще， - казалось， будто он сидит в раскаленной печи. Жара сильно сказывалась на его здоровье. Он исхудал， и даже тень его как-то вся съежилась и стала куда меньше， чем была на родине： жара сказывалась и на ней. Оба они - и ученый и тень - оживали только с наступлением вечера.
И， право， любо было посмотреть на них！ Как только в комнату вносили свечу， тень растягивалась во всю стену， захватывала даже часть потолка - ей ведь надо было потянуться хорошенько， чтобы вновь набраться сил.
Ученый выходил на балкон и тоже потягивался и， как только в ясном вечернем небе зажигались звезды， чувствовал， что вновь возрождается к жизни. На все другие балконы - а в жарких странах перед каждым окном балкон
- тоже выходили люди： ведь свежий воздух необходим даже тем， кому нипочем быть цвета красного дерева！
Оживление царило и внизу - на улице， и наверху - на балконах. Башмачники， портные и прочий рабочий люд - все высыпали на улицу， выносили на тротуары столы и стулья и зажигали свечи. Их были сотни， этих свечей， а люди - кто пел， кто разговаривал， кто просто гулял. По мостовой катили экипажи， семенили ослы. Динь-динь-динь！ - звякали они бубенцами. Тут проходила с пением похоронная процессия， там уличные мальчишки взрывали на мостовой хлопушки， звонили колокола.
Да， оживление царило повсюду. Тихо было в одном только доме， стоявшем как раз напротив того， где жил ученый. И все же дом этот не пустовал： на балконе， на самом солнцепеке стояли цветы， без поливки они не могли бы цвести так пышно， кто-нибудь да поливал их！ Стало быть， в доме кто-то жил. Дверь на балкон отворяли по вечерам， но в самих комнатах было всегда темно， по крайней мере в той， что выходила окнами на улицу. А где-то в глубине дома звучала музыка. Ученому слышалось в ней дивно прекрасное， но， может статься， ему только так казалось： по его мнению， здесь， в жарких странах， все было прекрасно； одна беда - солнце！ Хозяин дома， где поселился ученый， тоже не знал， кто живет в доме напротив： там никогда не показывалось ни души， а что до музыки， то он находил ее страшно скучной.
- Словно кто сидит и долбит одну и ту же пьесу， и ничего-то у него не получается， а он все долбит： дескать， добьюсь своего， и по-прежнему ничего не получается， сколько б ни играл.
Как-то ночью ученый проснулся； дверь на балкон стояла настежь， ветер шевелил портьеры， и ему показалось， что балкон дома напротив озарен каким-то удивительным сиянием； цветы пламенели самыми чудесными красками， а между цветами стояла стройная прелестная девушка и， казалось， тоже светилась. Все это так ослепило его， что ученый еще шире раскрыл глаза и тут только окончательно проснулся. Он вскочил， тихонько подошел к двери и стал за портьерой， но девушка исчезла， исчез свет и блеск， и цветы не пламенели больше， а просто стояли прекрасные， как всегда. Дверь на балкон была приотворена， и из глубины дома слышались нежные， чарующие звуки музыки， которые хоть кого могли унести в мир сладких грез.
Все это было похоже на колдовство. Кто же там жил？ Где， собственно， был вход в дом？ Весь нижний этаж был занят магазинами - не могли же жильцы постоянно входить через них！
Однажды вечером ученый сидел на своем балконе. В комнате позади него горела свеча， и вполне естественно， тень его падала на стену дома напротив. Больше того， она даже расположилась между цветами на балконе， и стоило ученому шевельнуться， шевелилась и тень - такое уж у нее свойство.
- Право， моя тень - единственное живое существо в том доме， - сказал ученый. - Ишь как ловко устроилась между цветами. А дверь-то ведь приотворена. Вот бы тени догадаться войти в дом， все высмотреть， а потом вернуться и рассказать мне， что она там видела. Да， ты сослужила бы мне хорошую службу， - как бы в шутку сказал ученый. - Будь добра， войди туда！ Ну， идешь？