- Будь спокоен！ - сказал ученый. - Никто не будет знать， кто ты， собственно， есть！ Вот моя рука！ Даю тебе слово！ А ведь слово - человек……
- Слово - тень！ - вставила тень， ведь иначе она и не могла сказать.
А ученому оставалось только удивляться， как много в ней было человеческого， начиная с самого платья： черная пара из тонкого сукна， лакированные ботинки， цилиндр， который мог складываться， так что оставались только донышко да поля； о брелоках， золотой цепи на шее и бриллиантовых перстнях мы уже говорили. Да， тень была одета превосходно， и это-то， собственно， и придавало ей вид настоящего человека.
- Ну， теперь к рассказу！ - сказала тень и придавила ногами в лакированных ботинках руку новой тени ученого， которая， словно пудель， лежала у его ног. Зачем она это сделала， то ли из высокомерия， то ли в надежде прилепить ее к своим ногам， - неизвестно. А тень， лежавшая на полу， даже не шевельнулась， вся превратившись в слух. Должно быть， ей очень хотелось знать， как это можно добиться свободы и стать хозяином самому себе.
- Знаете， кто жил в доме напротив？ - начала бывшая тень. - Нечто прекраснейшее в мире - сама Поэзия！ Я провел там три недели， а это все равно что прожить на свете три тысячи лет и прочесть все， что сочинено и написано поэтами， уверяю вас！ Я видел все и знаю все！
- Поэзия！ - воскликнул ученый. - Да， да！ Она часто живет отшельницей в больших городах. Поэзия！ Я видел ее лишь мельком， да и то впросонках！ Она стояла на балконе и сияла， как северное сияние. Рассказывай же， рассказывай！ Ты был на балконе， проскользнул в дверь и……
- И оказался в передней！ - подхватила тень. - Вы ведь всегда сидели и смотрели только на переднюю. Она не была освещена， в ней царил полумрак， но в отворенную дверь виднелась целая анфилада освещенных покоев. Этот свет начисто уничтожил бы меня， если б я сейчас же вошел к деве， но я проявил благоразумие и выждал время. Так и следует всегда поступать！
- И что же ты там увидел？ - спросил ученый.
- Я видел все и расскажу вам обо всем， вот только…… Видите ли， не из гордости， а…… ввиду той свободы и знаний， которыми я располагаю， не говоря уже о моем исключительном финансовом и общественном положении…… я очень бы желал， чтобы вы обращались ко мне на "вы".
- Прошу прощения！ - сказал ученый. - Старая привычка， не так легко избавиться…… Вы совершенно правы！ Постараюсь следить за собой…… Так расскажите же， что вы там видели？
- Все！ - отвечала тень. - Я видел все и знаю все！
- На что же были похожи эти внутренние покои？ - спросил ученый. - Свежий зеленый лес？ Святой храм？ Или вашему взору открылось звездное небо， каким его можно видеть только с горных высей？
- Там было все！ - сказала тень. - Правда， я не входил в самые покои， а все время оставался в передней， в полумраке， там мне было отлично， и я видел все и знаю все！ Ведь я был в передней при дворе Поэзии.
- Но что же вы там видели？ Величавые шествия древних богов？ Борьбу героев седой старины？ Игры милых детей？
- Говорю же вам， я был там и， следовательно， видел все， что только можно было видеть！ Явись вы туда， вы бы не сделались человеком， а я сделался！ И вместе с тем я познал там мою внутреннюю сущность， все， что есть во мне прирожденного， мое кровное сродство с Поэзией. Да， в те времена， когда я был при вас， я ни о чем таком и не помышлял. Но припомните только， как я всегда удивительно вырастал на восходе и при закате солнца. А при лунном свете я был чуть ли не заметнее вас самих！ Но тогда я еще не понимал своей натуры， меня осенило только в передней Поэзии. Там я стал человеком， вполне созрел. Но вас уже не было в жарких странах. А между тем， в качестве человека， я уже стеснялся показываться в своем прежнем виде. Мне нужны были обувь， платье， весь тот внешний человеческий лоск， по которому признают вас за человека. И вот я нашел себе убежище…… да， вам я могу в этом признаться， вы ведь не напечатаете этого в книге…… я нашел себе убежище у торговки сластями. Она и не подозревала， что она скрывает！ Выходил я только по вечерам， бегал при лунном свете по улицам， растягивался во всю длину на стенах - это так приятно щекочет спину！ Я взбегал вверх по стенам， сбегал вниз， заглядывал в окна самых верхних этажей， в залы и на чердаки， заглядывал туда， куда не мог заглянуть никто， видел то， чего не видел никто другой， да и не должен видеть！ Как， в сущности， низок свет！ Право， я даже не хотел бы быть человеком， если бы только не было раз навсегда принято считать это чем-то особенным！ Я подмечал самые невероятные вещи у женщин， у мужчин， у родителей и даже у их милых бесподобных деток. Я видел то， чего никто не должен знать， но что всем так хочется знать - тайные пороки и грехи людские. Издавай я газету， вот бы ее читали！ Но я писал непосредственно заинтересованным лицам и нагонял на них страх во всех городах， где мне приходилось бывать. Меня так боялись и так любили！ Профессора признавали меня коллегой， портные одевали - платья теперь у меня вдоволь， - монетчики чеканили для меня монету， а женщины восхищались моей красотой！ И вот я стал тем， что я есть. А теперь я распрощаюсь с вами； вот моя карточка. Живу я на солнечной стороне и в дождливую погоду всегда дома！